Все люди — Тартюфы

После выхода на экраны фильма "Д'Артаньян и три мушкетера" жизнь БОЯРСКОГО круто изменилась. Для миллионов советских женщин он превратился в идола. Спустя много лет он верен себе и своему имиджу даже в одежде — ибо появляется неизменно в черном костюме и широкополой шляпе.

Ненавижу рекламу
— Что у вас нового, Михаил?
— Ни-че-го! Да это и хорошо. Меня вполне устраивает то, что есть сейчас. Новое — это разве что прибавление возраста.
— Кстати, вам знакомо такое состояние, как “кризис среднего возраста”?
— Понятия не имею. Я не знаю, когда наступает средний возраст.
— Это после 40.
— У меня никакого кризиса нет. Пока все нормально. Ногу вот только сломал недавно — это из нового. Сейчас интенсивно восстанавливаюсь, уже, по крайней мере, незаметно, что произошло. А свои внутренние чувства я стараюсь скрывать. Ну не буду же каждому жаловаться, что у меня побаливает, что хромаю, что мне не вскочить на лошадь, что бегать не могу, как раньше.
— А вы что, упали с лошади?
— Нет, банальная травма на даче — сломал пятку. Но это давно было, в августе. Сейчас все нормально.
— Немножко о Питере. Говорят, за последние годы в нем понастроили потемкинских деревень. Как вы сосуществуете с этим городом?
— Меня это мало волнует. Меня волнует, например, когда начнется футбольный сезон. Меня больше волнует природа: зима, весна, лето, осень. А все, что сотворено руками человека, это очень мило, но природа лучше. Я люблю возвращаться в Петербург, но это такое постоянное для меня занятие. Я все время летаю — каждый день выступление в другом городе: утром самолет, вечером возвращаюсь.
— Вы рекламируете себя каким-то образом, чтобы не потерять востребованность?
— Нет, я рекламу ненавижу, любую. Я ненавижу телевизор, ненавижу звуки музыки в магазине. Я так отвык от тишины! Единственное, что слушаю, это тишину, которую практически невозможно послушать — ни в самолете, ни в поезде. Везде назойливо лезут люди, пытающиеся заработать деньги на скудном мозгу обывателя.
— А на даче? Есть тишина?
— На даче прекрасно, и на Мальдивских островах, где никого нет. Там, где никого нет, есть возможность побыть наедине и с Богом, и с родными, с близкими, с книгой.

Досье

Боярский Михаил Сергеевич родился в 1949 г. в Ленинграде в семье актеров. В 1972 г. окончил Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии, после чего был зачислен в труппу Театра имени Ленсовета. Через год дебютировал в кино. Известность пришла в 1975 г. вместе с фильмом “Старший сын”. Звездные фильмы Боярского: “Собака на сене”, “Д’Артаньян и три мушкетера”,“Гардемарины, вперед!”
С 1986 г. — художественный руководитель и директор созданного им театра “Бенефис”. Супруга — актриса Лариса Луппиан. Сын Сергей и дочь Лиза. Есть внучка.



Се ля ви
— Ваша актерская популярность исчисляется десятилетиями. Но между тем вам удалось прожить без сплетен, без особых интриг.
— Не без этого. Сплетен хватает. Но пытаюсь скрываться от публики, редко появляюсь в общественных местах: я только дома, в дороге и на работе.
— И узкий круг друзей.
— Да, очень узкий. Постоянно общаюсь с мамой, отцом, братом, со всеми теми людьми, с которыми мне хотелось бы поделиться радостью и печалью. Отлетают, как листья с дерева, ненужные люди, остаются только самые дорогие, которые тебе нужны и которым нужен ты.
— И некоторые просто умирают.
— Се ля ви. Что делать. У меня друзей гораздо больше там, чем здесь.
— Вас еще связывают с такими тоже любимцами народа, как Гердт и Никулин.
— Да, мне, в общем, в жизни повезло на людей. Пожалуй, нет такого актера, с которым я не был бы знаком, начиная от Черкасова, Толубеева, Симонова, Меркурьева, Бабановой и кончая Полом Маккартни, Шнуром и так далее. Это очень интересно — такие глыбы. Есть разочарования определенные, есть восторги. Хотя я человек не восторженный, спокойно отношусь ко всему, что происходит. Что касается Гердта, он был очень дружен с моим дядей. А я — постольку-поскольку. Будучи мальчишкой, воспринимал как должное, что вокруг меня лучшие люди страны: Товстоногов, дядя Вадик Медведев, тетя Алиса Фрейндлих. Другого и не знал. Так же и мои дети: приходят в дом Машков, Никита Михалков — и они тоже дяди, и опять все по новой. Такая среда. Это наш круг, и я не могу сказать, что у нас какой-то светский салон.
— С Алисой Бруновной вы так и продолжаете общаться?
— Да, мы с ней очень дружны, и я такой верный ее поклонник и ученик. Она меня никогда не разочаровывала. На мой взгляд, слово “театр” применимо на сегодняшний день только к Алисе, все остальное стоит на несколько порядков ниже.

Цитата

Вот и я прежде всего презираю себя за то, что труслив, горделив и тщеславен. Увы, но профессия руководит этими чувствами. И надо пытаться себя анализировать и изменять.


Сам удивляюсь своему Теодоро
— Ваша игра в “Собаке на сене” поражала неподдельной искренностью и задором…
— Это был какой-то другой парень, которого я не знаю, который играл там Теодоро. Сейчас я сам с удивлением смотрю на то, что он такой восторженный.
— Как это вышло?
— Черт его знает! Мимоходом. Потому что, как и сейчас, для меня основным является сама жизнь: женщины, вино, природа и так далее. А съемки — это все между делом. То же самое и “Собака на сене”. Ну, конечно, я немного слукавил — я готовился к роли. Но это было быстро. Текст учился на лету: прочел — знаешь наизусть. Костюм — понятно, шпага — ясно. Основное все в обаянии. И я думаю, что хорошее настроение очень способствует делу: весна, Ялта, Терехова, Проклова, Колька Караченцов — хорошие, интересные люди.
— Терехова в этом фильме очень на месте.
— Она лучшая, лучшая! Фильм — это те маленькие отрывки, которые запечатлела пленка, а на самом деле, она была взбалмошной, злой, хохотливой (она же очень колкая, я ее все время тоже пытался колоть). Жизнь шла своим чередом, а потом 10 минут съемок, которые жить не мешают.
— Про Терехову многие говорят, что она невыносима в общении.
— Я с ней нашел контакт, и до сих пор он есть.

Я артист потому, что ленив
— У вас было несколько телевизионных спектаклей. И “Старший сын” — это тоже серьезнейшая работа.
— Я, когда снимался в этом фильме, ночами вообще не спал, был занят делом, а потом еле успевал на съемки. 20 с лишним лет — какие могут быть съемки! Конечно, хорошо — Вампилов, Мельников, Евгений Павлович Леонов, но это не основное, основное — жизнь. Конечно, приятно еще, что в жизни ты востребован, снимаешься. И понятно, я ответственно подходил ко всему, но повторяю (теперь я это понял, и слава богу), что я правильно поступал: с утра до ночи не посвящал свою жизнь искусству. Это, на мой взгляд, правильно. Есть что вспомнить.
— Почему вы артист?
— Потому что ленив. В какой еще профессии можно ничего не делать? Только в театральной. Ничего не делаешь, ни-че-го! Обмануть зрителя — вот моя задача. Я же лицедей: я же обманул вас, что влюблен, обманул вас, что фехтую, обманул вас, что я сильный, смелый, отважный, влюбчивый. На самом деле я не такой.
— Что ваша внучка, какая она?
— Зомбирована телевидением, знает все о всех “фабриках”, “граммофонах” — золотых, ржавых, медных, каких угодно, с компьютером на “ты”. Я пытаюсь с ней общаться, но только когда это мне доставляет удовольствие: когда она просит меня почитать ей книгу, когда ее что-то интересует из того, что могу только я один ей дать, рассказать о чем-то. А когда она садится к телевизору, за компьютер, за свои музыкальные увлечения, и звучит бог знает что, это невыносимо. Правда, последнее время мы ставим ей классику, и, в общем, она прониклась.
— Ваша дочь замуж не собирается?
— Нет, не собирается. Сейчас она находится в той ситуации, в которой когда-то был я. У нее масса предложений в кино, она нарасхват, ее фотографируют модные журналы, она репетирует в театре, считается одной из лучших учениц на курсе, хороша, молода, свежа, пользуется вниманием мужчин и пребывает в полной эйфории. Ну, ничего. Пройдет и это… Вот выйдет замуж, родит ребенка и поймет, что самое главное это дети и семья, а все остальное — так, журнал блестящий.
— Сколько ей сейчас лет?
— 19.
— Рано замуж.
— Уже поздно. Ранний брак у женщины лучше, чем поздний. Я сам женился поздно, супруге было 27, правда, у нас до этого были долгие отношения.
— Как она сейчас, ваша жена?
— Еще лучше.

Обратная сторона медали
— Успеваете что-то смотреть, читать?
— В основном, читаю. В театр очень редко выбираюсь. Иногда в самолет беру кассеты — 30-40 штук: пока лечу 7-8 часов, делать все равно нечего, просматриваю фильмы, среди которых редко попадаются хорошие. Много читаю.
— Классиков или современников?
— Нет, только не современников! Классиков, конечно. Я пролистал, для того чтобы не быть безграмотным, современную литературу, но обхожусь без нее совершенно спокойно. Меня интересуют серьезные, умные, глубокие писатели: Гоголь, Толстой, Чехов, ну и конечно, Сократ, Платон, Аристотель.
— Неужели они до сих пор вам что-то советуют?
— Это такие умные люди… У них не было средств массовой информации: сидел себе в бочке Диоген и смотрел на луну, фантазировал, никто не мешал. Вот счастье людей — познание мира таким, каким он является на самом деле.
— Но вы-то уже самодостаточны. Что еще вам можно посоветовать, рассказать?
— Что после жизни будет.
— А вас это интересует?
— Пожалуй. Что было до моей жизни и зачем я сюда пришел: вечно спал, потом меня кто-то разбудил на секунду, чтобы потом опять взять и навечно погрузить в сон. Вот зачем это и зачем крутиться в этой профессии, зачем я это делаю? Меня интересует осмысление того, что я делаю. Для чего? И грустные выводы очень.
— Веруете?
— Ну, это разумеется, это само собой.
— Какие еще пути есть у человека?
— Выключить телевизор и никогда его не смотреть. В крайнем случае взять книгу. Хотя и это необязательно. Надо следовать законам, которые нам передали умные люди, и пытаться самому постичь что-то в этой жизни. Потому что кроме тщеславия и гордыни, которая руководит актерской профессией, в сумасшедшей жажде делать людям добро я всегда вижу обратную сторону медали: деньги, тщеславие, гордыня. Очень хорошо Мольер писал в “Тартюфе”, которого я играл. А я полагаю, что все — Тартюфы. Просто одни умеют это скрывать, другие — не очень. Это не пессимизм, это реальность, с которой нужно считаться.
— Очень категорично!
— Я смею цитировать многих людей, которые со мной согласны. Пушкина например: “Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей”. Попробуйте с Александром Сергеевичем поспорить. Вот и я прежде всего презираю себя за то, что труслив, горделив и тщеславен. Увы, но профессия руководит этими чувствами. И надо пытаться себя анализировать и изменять.

Записала Юлия ЗАЙЦЕВА


Смотрите Михаила Боярского в программе “Бальзам на душу” в эту субботу в 17.30 и в это воскресенье в 11.30 на LTV-7.

22.04.2005 , 11:48

"Телеграф"


Написать комментарий